— И что? И, может, их оттуда и забрать нельзя?

— Кого?

— Ну, грабителей…

— Грабители — это наше дело, а ваше — смиренно ждать, пока из Петербурга не соизволят ответить, что делать с бумагами, которые у вас изъяли… грабители…

— Так кто изъял? — уточнил Ребе.

— Ну, украли грабители… И вот что мы нашли в сих записях: что вы стараетесь показать, что вы из мусульманского рода, а не жидовского. А нам не нужно в России прироста по этой линии, да чтоб еще и черту оседлости вам изменили! Знамо дело, все письма ваши изучили.

— Так это, значит, не они, а вы ограбили, ваше жандармейское высо…

— Что?! Да как вы смеете! Если хоть слово из нашего разговора дойдет до ваших караимов…

— Крымчаков.

— Тьфу ты, не все ли равно? Вера у вас иудейская.

— Да, но мы чтим талмуд, а они нет, в этом и разница.

— Я не буду в этом разбираться, мне вы все на одно лицо, вот список вещей, которые мы вам возвращаем. Как бумаги придут из канцелярии Петербурга, я их вам передам. Бандитам они не нужны и нам тоже.

Ребе пошел, сгорбясь и не попрощавшись. Он один будет знать эту горькую правду, а остальным покажет вот эту опись:

1. Одеяла байковые — шесть.

2. Подушки без наволочек с пухом и пером — двенадцать.

3. Платков женских вязаных шерстяных — четыре.

4. Фески разных цветов — двадцать четыре.

5. Ложки металлические — двенадцать.

И еще двести разных бытовых наименований.

Вещи вернулись месяца через три. Рукописей среди них не было. Не пришли они и потом.

Но крымчаки все равно знали правду.

Ирина Горюнова

Фаина

Я люблю касаться рукой отполированного до блеска золотого носа собаки, обреченной вечно встречать поезда, приходящие на эту станцию метрополитена. Не то чтобы я верю в приметы или так уж сильно мечтаю о реализации многочисленных желаний, скорее всего, это просто традиция, дань уважения легендам, соблюдение привычного ритуала, нечто неизменное, а потому ценное, как и само слово «традиция».

Я загадываю переживание, необычное приключение, способное вывести из того периода стагнации и состояния кокона, в каком нахожусь уже полтора года после внезапно прервавшегося на самой высокой ноте романа. Привычное скучное пространство демонстрирует мне ежедневную картинку: торопящихся, боящихся опоздать, не успеть, не сделать пассажиров, назвать которых людьми в подобном потоке не поворачивается язык. Человек должен звучать гордо, а эта деловая работящая масса, мясная река из костей, плоти и наружного облачения, струящаяся по социально-природным закономерностям в ту или иную сторону, являет нечто другое, приземленное и быдлячее. «Неужели это все, что уготовано? — думаю я, с тоской окидывая взглядом толпу. — Бежать по традиционной, привычной, протоптанной тропинке, без шанса сойти с нее когда-либо? Нет, не может быть. Только не со мной. Ничего, скоро я уеду в Крым, дурные мысли смоет морскими волнами, и все изменится».

Мне давно уже хотелось отдохнуть как-то по-особенному, но все не получалось. Традиционный семейный отдых на Средиземном море вместо ожидаемого расслабления принес еще большее расстройство: я стала дерганая, злая, неадекватная. Вернувшись, я снова принялась за работу, но после нескольких бессонных ночей, одиноких истерик наедине с собой (незачем вмешивать в свои проблемы семью), мне пришлось отправиться на прием к психологу. Послушно и четко по графику, строго соблюдая рекомендации, принимала антидепрессанты и вроде бы слегка отошла, но потом стала ощущать нехватку кислорода и сердцебиение, несколько напугавшее и расстроившее. Таблетки полетели в мусоропровод, а вместо них на письменном столе появилась бутылка с коньяком: пара рюмок на ночь — и спокойный сон обеспечен. Правда, все это ненадолго, но кто знает, что случится потом, вдруг внезапно что-то изменится и расцветит жизнь новыми красками?

Меня уже давно звали в Крым на литературный фестиваль, но я все откладывала: вечно находились более важные дела, неотложные, требующие моего присутствия и участия, но в этот раз я резко, в один миг решила ехать, послав все обязательства к черту: всех дел не переделаешь, можно ведь хоть раз поддаться своим желаниям и устроить неделю-другую безмятежной свободы, гедонистического наслаждения, отключив гнусавый внутренний голос, требующий нести ответственность за все происходящее в жизни.

Очутившись в Коктебеле, я поняла — здесь мне принадлежит все: шумный гомонящий день с многочисленными продавцами стандартных ракушечных сувениров и лотками с россыпью полудрагоценных камней, с торговцами раками, креветками и пивом, с палатками шалей и платьев, теплые бархатные ночи с запахом коньяка и взмывающими в черное небо фонариками счастья, уносящими в море горящие огни чьих-то сердец, дом Волошина, принимающий в свои объятия поэтов и писателей, съехавшихся на фестиваль с разных концов света… Принадлежит как-то по-особому, открывая каждый миг существования очередной искрящейся гранью драгоценного бриллианта, любоваться которым, казалось бы, могут все, но это только мое изысканное переживание, вызывающее легкую улыбку и такую же легкую радость.

Отель, забронированный устроителями фестиваля, оказался довольно приличным, правда, меня определили в двухместный номер, предупредив, что могут подселить еще кого-то из прибывших: в гостинице, как всегда, путаница и неразбериха, а отдельный номер для каждого — непомерная роскошь… Но и это не могло, по большому счету, испортить мне настроения, легкая тень недовольства тут же осветилась ласковым вечерним солнцем и растаяла, не оставив следа.

На следующий день ко мне подселили какую-то необычную темноволосую девицу с короткой стрижкой и торчащими во все стороны фиолетовыми перьями, похожую на образ Джиа, сыгранный Анджелиной Джоли. Миндалевидной формы зеленые глаза, ямочки на щеках, появляющиеся от ее улыбки, коротко остриженные ногти, которые она любила обкусывать, сосредоточившись на разговоре, казавшемся важным… А еще худощавая фигурка, на которой хорошо сидит неформальная одежда, тогда как платья недоуменно болтаются, будто на вешалке, острые жалобные коленки, тонкие руки с нанизанными в большом количестве браслетами из полудрагоценных камней… Мне было так хорошо и радостно, что я постаралась оказать ей ласковый прием, предложила вина, нашла в шкафу постельное белье и лишнее полотенце. Тем не менее назвавшаяся Фаиной девушка чудилась несколько странной. В чем заключалась эта странность, я не понимала, но ясно ощущала ее. Мне казалось, что Фаина похожа на японскую шкатулку с секретом, открыть которую сразу не получится, и я присматривалась к ней с интересом, ожидая возможности приоткрыть крышку и посмотреть, что же находится внутри, в душе этого